14:03
Мятеж 2.0.
Собрала с ЛоГГ-однострочников, чтобы почитать и призадуматься) Не моё)))
информация к размышлениюПишет Гость:
"Пепел побед"
Пишет Гость:
Пишет Гость:
Пишет Гость:
Пишет Гость:
информация к размышлениюПишет Гость:
17.10.2012 в 07:32
Вероятно не полное соответствие заявке -)
284 слова- Феликс! Феликс! Ну сколько можно! Я скажу отцу он с тобой поговорит! Нельзя целыми днями просиживать за компьютером!
- Ну мама! Мне чуть-чуть осталось! Последний уровень и я больше не буду. Честно-честно!
- Опять твой последний уровень!
- Ну чуть-чуть! Мне только Императора свергнуть и...
- И что?.. - вкрадчивый голос заставил Феликса дрогнуть.
За выяснением отношений с мамой они оба не заметили, что отец уже вернулся домой и сейчас, поцеловав жену в висок, аккуратно выставил ее в коридор.
Парень понял, что сейчас им предстоит разговор по-мужски.
- И во что это ты играешь?..
- "Мятеж"... вернее "Мятеж 2.0". Тут новые карты, новые космические бои, а еще она теперь трехмерная! Тут можно помогать Кайзеру воевать с мятежниками, а можно всех победить и самому стать Императором! - радостно протараторил Феликс на секунду забывшись.
- Ага.... - процедил Вольф, щелкая клавишами. - Что я хочу тебе сказать...
- Что? - Феликс втянул голову в плечи. Он прямо чувствовал, что сейчас ему влетит, и по полной.
- А ничего. Хочешь за отца отомстить - учись нормально, балбес малолетний, - Вольф отвесил ребенку подзатыльник. Не сильный, но обидный. - Кто ж так корабли группирует. Отец бы твой не от дырки в груди умер, а от стыда!
- А как надо?
- А вот об это написано в учебнике по тактике.
Вольф подошел к книжному шкафу и выцепил нужную книгу, с удовольствием отметив как глаза парня загорелись азартом.
- Пап! А там еще сетевая версия есть!
- Знаю, - уходя Миттермайер передернул плечами. Он уже втречался в бою по сети с этими двумя оболтусами, но, в отличие от них, был верен своему Императору даже в этом. А мальчишки даже в шутку не вставали по разные стороны фронта.
URL комментария284 слова- Феликс! Феликс! Ну сколько можно! Я скажу отцу он с тобой поговорит! Нельзя целыми днями просиживать за компьютером!
- Ну мама! Мне чуть-чуть осталось! Последний уровень и я больше не буду. Честно-честно!
- Опять твой последний уровень!
- Ну чуть-чуть! Мне только Императора свергнуть и...
- И что?.. - вкрадчивый голос заставил Феликса дрогнуть.
За выяснением отношений с мамой они оба не заметили, что отец уже вернулся домой и сейчас, поцеловав жену в висок, аккуратно выставил ее в коридор.
Парень понял, что сейчас им предстоит разговор по-мужски.
- И во что это ты играешь?..
- "Мятеж"... вернее "Мятеж 2.0". Тут новые карты, новые космические бои, а еще она теперь трехмерная! Тут можно помогать Кайзеру воевать с мятежниками, а можно всех победить и самому стать Императором! - радостно протараторил Феликс на секунду забывшись.
- Ага.... - процедил Вольф, щелкая клавишами. - Что я хочу тебе сказать...
- Что? - Феликс втянул голову в плечи. Он прямо чувствовал, что сейчас ему влетит, и по полной.
- А ничего. Хочешь за отца отомстить - учись нормально, балбес малолетний, - Вольф отвесил ребенку подзатыльник. Не сильный, но обидный. - Кто ж так корабли группирует. Отец бы твой не от дырки в груди умер, а от стыда!
- А как надо?
- А вот об это написано в учебнике по тактике.
Вольф подошел к книжному шкафу и выцепил нужную книгу, с удовольствием отметив как глаза парня загорелись азартом.
- Пап! А там еще сетевая версия есть!
- Знаю, - уходя Миттермайер передернул плечами. Он уже втречался в бою по сети с этими двумя оболтусами, но, в отличие от них, был верен своему Императору даже в этом. А мальчишки даже в шутку не вставали по разные стороны фронта.
"Пепел побед"
Пишет Гость:
04.11.2012 в 04:36
ОО-146. Феликс Ройенталь. "Будет вам мятеж 2.0!" Отомстить за смерть отца и стать кайзером.
Неполное соответствие заявке, ключевая фраза не использована.
~2100 слов
Пепел побед
Они не виделись год, может чуть больше. Но за этот год слишком многое произошло, слишком многое изменилось. Слишком многое сломано или разбито, и осколки не склеить. Не вернуть флоты, ставшие искореженным железом, не восстановить Изерлон после взрыва, уничтожившего Торхаммер в самый момент выстрела. Не воскресить убитых. Не забыть.
Александр Зигфрид фон Лоэнграмм
Молодой монарх стоит у окна. Сегодня ненастный вечер, небо то и дело прорезают, прорывают молнии. Здесь, на Моргане, молнии голубые - свойство атмосферы. На оконном стекле не видно капель дождя, да кайзер Александр и не смотрит на дождь. А смотрит он на отражение в стекле. Отвернулся к окну и встал так, чтобы его собственное отражение нельзя было разглядеть. Всё еще боится не совладать с лицом при виде пленника, который стоит сейчас посреди кабинета, широко расставив ноги, гордо подняв голову. Ему наверняка хочется растереть запястья, с которых только что сняли наручники, но нет - гордость не позволяет. Высокий лоб, резко очерченные скулы, прямые - стрелами - темные брови. Военная форма мятежного флота – темно-зеленая короткая куртка, светлые брюки. Должен быть еще белый шелковый шарф, но его отбирают при аресте. На куртке прореха на том месте, где крепятся знаки различия, где раньше была оранжевая адмиральская лента. Шрам, которого не было год назад, пересекает левую щеку от виска к углу рта, и кажется, что пленник язвительно усмехается. А еще этот шрам стягивает кожу на виске так, что глаз полузакрыт. От этого зрачок постоянно расширен, и левый глаз кажется карим. Кайзер Александр знает, что Феликс отказался убирать шрам, сказал: "Так я больше похож на моего отца". Если бы сходство было только внешним...
Как начать разговор с этим человеком, которого с детства привык называть лучшим другом? Первая же фраза на "ты" или на "вы", обращение "Феликс" или по фамилии – и которой из двух? - сразу расставит всё по местам и сделает сам разговор ненужным. А он очень важен кайзеру, этот разговор. Потому что на столе, заранее подготовленные, лежат три варианта императорских указов. Один из них - о казни государственного преступника Феликса Миттельмайера, а два других - о помиловании.
Нет, указ о казни кайзер Александр точно не собирается подписывать. И все же - не порвал, не бросил в термошреддер, даже не перечеркнул. Просмотрел, перечитал дважды формулировку "Утвердить приговор, вынесенный заочно Высоким судом Феззана». Ему уже приходилось подписывать такие указы, и всегда упоминался Высший апелляционный суд. Но гордец Феликс, конечно, не стал подписывать апелляцию. Неважно. Есть другие, кто подал за него прошение о помиловании. Те, кому невозможно было бы отказать, даже если бы император этого хотел.
Кайзер Александр прикрывает глаза, вспоминая. Всего пять дней назад…
Большой, светлый, холодный зал со сводчатыми потолками, с императорскими штандартами в простенках между высокими окнами, с красноковровой дорожкой, разделяющей надвое ровные ряды мужчин в военной форме, вытянувшихся во фрунт перед своим государем и главнокомандующим. Походный трон на возвышении, покрытом алым бархатом. Золотой лев за спиной. И медленно, мучительно медленно приближается по красноковровой дорожке фигура в чёрном. Это не цвет военной формы – это цвет траура. Бывший первый министр Нового Рейха Вольфганг Миттельмайер мог бы одеть гросс-адмиральский мундир и плащ, чтобы напомнить молодому кайзеру о своих заслугах перед Рейхом. Мог бы требовать, и никто бы не счел этого дерзостью, ведь его верность кайзеру прошла через все испытания. Но он становится на одно колено и касается кулаком пола, и склоняет голову, и глухо звучат слова, предписанные древним, давно отмененным этикетом:
- Я прошу Ваше величество о величайшей милости. Я умоляю вас даровать жизнь моему сыну и забыть о его преступлениях перед государством и династией фон Лоэнграммов. Если справедливая кара должна пасть на повинную голову, пусть это будет моя голова, человека, который не смог его воспитать.
Кайзер Александр – сейчас уже никто не решится назвать его принцем Алеком, как совсем недавно! – величаво поворачивает голову, и его мать склоняется перед ним:
- Я также прошу Ваше величество оказать милость и снизойти к просьбе верного слуги престола адмирала Миттельмайера.
Церемониал, поддержка власти и её оковы. Император не может позволить себе сойти с возвышения, на котором установлен походный трон, и поднять стоящего перед ним на коленях немолодого человека, хотя это - дядя Вольф, в доме которого он, можно сказать, вырос. Император не может в ответ на просьбу матери кивнуть или сказать «Конечно, мама», не может произнести «Не надо просить, это ведь Феликс, я не могу его убить».
Кайзер Александр поднимает голову, окидывает зал знаменитым «лоэнграммовским» ледяным взглядом, и его подданные склоняются перед государем. В полной тишине он делает знак рукой, и человек в чёрном тяжело поднимается с колен, приближается к трону и подает ему бумагу. Прошение о помиловании от имени бывшего премьер-министра империи Вольфганга Миттельмайера – приемного отца государственного преступника, мятежника Феликса Миттельмайера, называющего себя сейчас по имени своего кровного отца Феликсом фон Ройенталем.
Да, это было пять дней назад. А вчера мятежного адмирала наконец доставили на Морган, где расположена теперь временная ставка императора. И вот сейчас надо как-то прервать молчание, начать разговор.
Кайзер Александр поворачивается к пленнику.
URL комментарияНеполное соответствие заявке, ключевая фраза не использована.
~2100 слов
Пепел побед
Они не виделись год, может чуть больше. Но за этот год слишком многое произошло, слишком многое изменилось. Слишком многое сломано или разбито, и осколки не склеить. Не вернуть флоты, ставшие искореженным железом, не восстановить Изерлон после взрыва, уничтожившего Торхаммер в самый момент выстрела. Не воскресить убитых. Не забыть.
Александр Зигфрид фон Лоэнграмм
Молодой монарх стоит у окна. Сегодня ненастный вечер, небо то и дело прорезают, прорывают молнии. Здесь, на Моргане, молнии голубые - свойство атмосферы. На оконном стекле не видно капель дождя, да кайзер Александр и не смотрит на дождь. А смотрит он на отражение в стекле. Отвернулся к окну и встал так, чтобы его собственное отражение нельзя было разглядеть. Всё еще боится не совладать с лицом при виде пленника, который стоит сейчас посреди кабинета, широко расставив ноги, гордо подняв голову. Ему наверняка хочется растереть запястья, с которых только что сняли наручники, но нет - гордость не позволяет. Высокий лоб, резко очерченные скулы, прямые - стрелами - темные брови. Военная форма мятежного флота – темно-зеленая короткая куртка, светлые брюки. Должен быть еще белый шелковый шарф, но его отбирают при аресте. На куртке прореха на том месте, где крепятся знаки различия, где раньше была оранжевая адмиральская лента. Шрам, которого не было год назад, пересекает левую щеку от виска к углу рта, и кажется, что пленник язвительно усмехается. А еще этот шрам стягивает кожу на виске так, что глаз полузакрыт. От этого зрачок постоянно расширен, и левый глаз кажется карим. Кайзер Александр знает, что Феликс отказался убирать шрам, сказал: "Так я больше похож на моего отца". Если бы сходство было только внешним...
Как начать разговор с этим человеком, которого с детства привык называть лучшим другом? Первая же фраза на "ты" или на "вы", обращение "Феликс" или по фамилии – и которой из двух? - сразу расставит всё по местам и сделает сам разговор ненужным. А он очень важен кайзеру, этот разговор. Потому что на столе, заранее подготовленные, лежат три варианта императорских указов. Один из них - о казни государственного преступника Феликса Миттельмайера, а два других - о помиловании.
Нет, указ о казни кайзер Александр точно не собирается подписывать. И все же - не порвал, не бросил в термошреддер, даже не перечеркнул. Просмотрел, перечитал дважды формулировку "Утвердить приговор, вынесенный заочно Высоким судом Феззана». Ему уже приходилось подписывать такие указы, и всегда упоминался Высший апелляционный суд. Но гордец Феликс, конечно, не стал подписывать апелляцию. Неважно. Есть другие, кто подал за него прошение о помиловании. Те, кому невозможно было бы отказать, даже если бы император этого хотел.
Кайзер Александр прикрывает глаза, вспоминая. Всего пять дней назад…
Большой, светлый, холодный зал со сводчатыми потолками, с императорскими штандартами в простенках между высокими окнами, с красноковровой дорожкой, разделяющей надвое ровные ряды мужчин в военной форме, вытянувшихся во фрунт перед своим государем и главнокомандующим. Походный трон на возвышении, покрытом алым бархатом. Золотой лев за спиной. И медленно, мучительно медленно приближается по красноковровой дорожке фигура в чёрном. Это не цвет военной формы – это цвет траура. Бывший первый министр Нового Рейха Вольфганг Миттельмайер мог бы одеть гросс-адмиральский мундир и плащ, чтобы напомнить молодому кайзеру о своих заслугах перед Рейхом. Мог бы требовать, и никто бы не счел этого дерзостью, ведь его верность кайзеру прошла через все испытания. Но он становится на одно колено и касается кулаком пола, и склоняет голову, и глухо звучат слова, предписанные древним, давно отмененным этикетом:
- Я прошу Ваше величество о величайшей милости. Я умоляю вас даровать жизнь моему сыну и забыть о его преступлениях перед государством и династией фон Лоэнграммов. Если справедливая кара должна пасть на повинную голову, пусть это будет моя голова, человека, который не смог его воспитать.
Кайзер Александр – сейчас уже никто не решится назвать его принцем Алеком, как совсем недавно! – величаво поворачивает голову, и его мать склоняется перед ним:
- Я также прошу Ваше величество оказать милость и снизойти к просьбе верного слуги престола адмирала Миттельмайера.
Церемониал, поддержка власти и её оковы. Император не может позволить себе сойти с возвышения, на котором установлен походный трон, и поднять стоящего перед ним на коленях немолодого человека, хотя это - дядя Вольф, в доме которого он, можно сказать, вырос. Император не может в ответ на просьбу матери кивнуть или сказать «Конечно, мама», не может произнести «Не надо просить, это ведь Феликс, я не могу его убить».
Кайзер Александр поднимает голову, окидывает зал знаменитым «лоэнграммовским» ледяным взглядом, и его подданные склоняются перед государем. В полной тишине он делает знак рукой, и человек в чёрном тяжело поднимается с колен, приближается к трону и подает ему бумагу. Прошение о помиловании от имени бывшего премьер-министра империи Вольфганга Миттельмайера – приемного отца государственного преступника, мятежника Феликса Миттельмайера, называющего себя сейчас по имени своего кровного отца Феликсом фон Ройенталем.
Да, это было пять дней назад. А вчера мятежного адмирала наконец доставили на Морган, где расположена теперь временная ставка императора. И вот сейчас надо как-то прервать молчание, начать разговор.
Кайзер Александр поворачивается к пленнику.
Пишет Гость:
04.11.2012 в 04:37
ОО-146. Феликс Ройенталь. "Будет вам мятеж 2.0!" Отомстить за смерть отца и стать кайзером.
Неполное соответствие заявке, ключевая фраза не использована.
~2100 слов - продолжение
Феликс фон Ройенталь-Миттельмайер
Приступы головокружения начинаются внезапно, и в последнее время все чаще. Проклятое ранение оставило не только шрам на лице. Но говорить об этом, жаловаться он не станет. Поэтому сейчас он стоит, подняв голову и широко расставив ноги. Так легче не потерять равновесия. А к тому, что мир чуть расплывается по краям, а если резко повернуть голову, закручивается волной, бьет в висок и рассыпается на брызги, он уже привык.
Лоэнграмм стоит, отвернувшись к окну. Лица не видно. Светлые кудри до плеч, золотистый плащ, эполеты. Лоэнграмм. Алек… В детских играх Феликс всегда одерживал победы, потом, лет с десяти, они уже не сражались друг с другом, только – вместе, на одной стороне. А потом была уже не игра. И он был уверен, что всё получится, он сильнее, решительнее, злее, за ним правда, подтвержденная словами их отцов. Править должен сильнейший.
Но Феликс проиграл. Ну что ж, Лоэнграмму остался один ход до окончательной победы. И даже если он не сделает этого хода – Феликс знает, что осталось недолго. Очередная волна ударит в висок, закрутит, утянет на глубину и уже не даст выплыть. Мир разобьется на брызги, сверкнет радугой и исчезнет. И кого-нибудь, наверно, даже накажут за то, что государственному преступнику Феликсу фон Ройенталю удалось сбежать от помилования.
Заварушка, которой предстояло стать детонатором для "Второго мятежа Ройенталя", началась с мелкой стычки в системе Нойхалланд, на окраине галактики. Причем это была окраина, далекая и от столичного Феззана, и от диссидентского Хайнессена. Зато близкая к традиционно либеральному Эль-Фасилю. А значит, и к разоруженному, законсервированному наполовину Изерлону, с половинным же штатом дежурного гарнизона и снятым с боевого дежурства, но сохранившим боеспособность Торхаммером.
Мелкая стычка между фронтир-стражей и космическими пиратами, в результате которой пиратский крейсер был захвачен, разоружен и направлен на переплавку. И уже в доке, при разборке жилого отсека, в одной из кают были найдены два тайника с документами. Позже выяснилось, что этим крейсером была злополучная Леда-II, тот самый корабль, на котором погибли адмирал Ян Вэньли и последнее правительство Эль-Фасиля.
Видимо, кто-то из членов правительства спрятал эти документы в своей каюте. А потом погиб при нападении терраистов. И документы остались в тайниках, как спутниковая бомба с заглючившей автоматикой наведения, дрейфующая на нестабильной орбите и поджидающая не то случайного метеоритного потока, не то несчастливого корабля, заходящего на посадку.
Феликс и оказался тем несчастливым кораблем, напоровшимся на старую бомбу, ждавшую больше двадцати лет и всё-таки дождавшуюся. Потому что один из документов был написан его кровным отцом. И когда Феликс прочел эти листы, исписанные острым, размашистым почерком воина, он поднял взгляд на человека, передавшего бумаги, и твердо, без малейшего колебания, сказал:
- Я с вами.
И от этих слов полыхнуло сразу на пол-галактики – от Хайнессена, увидевшего новых героев в старой альянсовской военной форме, до Одина и других планет Старого Рейха, вставших за былые порядки и былое величие империи. Ошибкой правительства было то, что никто не верил, никто не видел возможности объединения этих крайностей – экстремальной демократии и экстремального консерватизма. А человек, принесший молодому коммодору, заместителю командующего Изерлонского гарнизона Феликсу Миттельмайеру записи его отца, увидел того единственного, кто смог их объединить. Сына аристократа и мятежника, члена Триумвирата и губернатора Хайнессена, гросс-адмирала Нойе Рейха Оскара фон Ройенталя.
Феликс не подумал в тот момент, как и почему этот человек оказался в доке для кораблей, отправленных на переплавку. И долго еще не сопоставлял факты, не думал ни о чем, кроме двух вещей - слов своего отца, написанных за три недели ареста на Хайнессене, и стратегии, которая позволит выиграть в войне с наследником Лоэнграмма. Он больше не называл в мыслях друга детства Алеком, только – наследником Лоэнграмма. Человека, который сказал: «Править должен сильнейший». Феликс проверит, кто из них сильнейший, кто достоин трона, свободы и жизни.
Проверил. Сильнейшим оказался Лоэнграмм. Разбил Феликса фон Ройенталя в честном бою, не принял тайного предложения его неверных союзников. Не побоялся взорвать Изерлон. Подтвердил свое право на трон перед всей галактикой. Всё правильно. Второй мятеж Ройенталя тоже получился «мятежом верности» - поспособствовал укреплению власти кайзера. Полгода назад говорили «милый принц Алек» и шептались о слабости власти, теперь говорят «кайзер Александр Зигфрид фон Лоэнграмм, лидер и стратег». Как и его отец, стал кайзером не по праву рождения, а потому что доказал.
Феликс жалел только об одном – что не погиб тогда, вместе со своим флотом, когда после взрыва луч Торхаммера по немыслимой траектории развернулся в слепую зону и уничтожил корабли мятежников. Тряхнуло его флагман тогда сильно, приложило мятежного адмирала виском об астронавигационный пульт, оставило шрам и тошнотворные волны головокружения. Но не убило сразу. Ничего, недолго осталось, это он чувствует.
Лоэнграмм наконец перестал изучать его отражение в оконном стекле и повернулся к бывшему-другу-пленному-врагу. Раньше Феликс обязательно опередил бы его, сказал бы что-нибудь острое, сбивающее заготовленную и продуманную фразу. Сейчас молча ждал. Всё потеряло смысл - дружба, вражда, жизнь. Что уж говорить о мелкой пикировке?
Александр Зигфрид фон Лоэнграмм и Феликс фон Ройенталь-Миттельмайер
Кайзер Александр поворачивается к пленнику. Медлит, словно давая ему возможность первым начать разговор. Но Феликс стоит, глядя прямо перед собой, и даже не усмехается. Раньше обязательно бросил бы что-нибудь язвительное, улыбнулся иронично, сощурив глаза. Да, он сильно изменился. Они оба сильно изменились.
- Я не знаю, с чего начать. Если бы мне раньше сказали, что я буду искать слова для разговора с тобой, я бы не поверил.
- А если бы сказали, что меня введут в твой кабинет в наручниках?
- Тем более не поверил бы. Много случилось такого, чему я не поверил бы, расскажи мне кто-нибудь об этом. И, наверно, много случилось такого, чего я не знаю до сих пор. Расскажешь?
- Что именно?
- Почему?
Феликс наконец усмехается уголком рта. И чуть заметно морщится, словно ему больно. Александр про себя замечает это, как всегда замечал, если другу почему-то было плохо. Надо будет распорядиться, чтобы Феликса осмотрел хороший врач.
- Разве это важно? Ты победил, Александр фон Лоэнграмм. Галактика теперь твоя по праву.
- Она и была моей. – Как спокойно он это произносит. Простая констатация факта. Да, Александр сильно изменился за этот год.
- Я должен сказать – Зиг кайзер Александр?
Император вдруг смеется, звонко и весело:
- А знаешь, было бы неплохо. В конце концов, это правда, я действительно кайзер.
- А ты бы сказал «Зиг кайзер Феликс», если бы я победил?
- Нет, не сказал бы. И ты не скажешь, знаю.
- Не скажу. И на твой вопрос тоже отвечать не буду. Не хочу.
Александр пожимает плечами, подходит к столу, придвигает одну из бумаг с личным императорским вензелем в верхнем углу. Феликс следит за ним глазами, не поворачивая головы.
- Ты не имеешь права меня помиловать. В Уложении о наказаниях четко написано – до помилования преступник должен раскаяться. Я не раскаиваюсь. Ни в чем.
- Ни в чем, даже так? Я вот раскаиваюсь в той первой безумной атаке на Изерлон. Угробил четверть флота, прежде чем научился воевать. Ты ведь говорил, что править должен сильнейший? Как этот тезис сочетался у вас с хайнессенской демократией – до сих пор не понимаю. Твердая рука, сильная власть, порядок? Я правильно помню твои выступления по трансгалавидению?
- Правильно. Я и сейчас так думаю. То, что я оказался не самым сильным, ничего не меняет.
- Ну и отлично. Я кайзер, я правлю, у меня власть. Я делаю то, что считаю нужным.
Император подписывает указ и подходит к пленному мятежнику. Они почти одного роста и сейчас стоят друг напротив друга – глаза в глаза.
- Феликс фон Ройенталь-Миттельмайер. Объявляю вам мою монаршую волю. Вы будете помилованы и отправлены в ссылку. Потому что таково мое желание.
Под взглядом Александра, холодным, спокойным и властным – «лоэнграммовским» - Феликс опускает-таки глаза. Он никогда не произнесет этого вслух, но про себя в этот момент он признает, проговаривает: майн кайзер. Звук открывающейся двери за спиной, повелительный жест императора. Феликс наклоняет голову, поворачивается – и вздрагивает от слов, сказанных в спину:
- И не делай вид, что ты поступил бы со мной иначе.
И то ли от этих слов, то ли от машинального кивка, то ли просто от напряжения и усталости – мир вокруг закручивается волной, бьет в висок, рассыпается на радужные брызги и тонет в пепельно-сером тумане.
URL комментарияНеполное соответствие заявке, ключевая фраза не использована.
~2100 слов - продолжение
Феликс фон Ройенталь-Миттельмайер
Приступы головокружения начинаются внезапно, и в последнее время все чаще. Проклятое ранение оставило не только шрам на лице. Но говорить об этом, жаловаться он не станет. Поэтому сейчас он стоит, подняв голову и широко расставив ноги. Так легче не потерять равновесия. А к тому, что мир чуть расплывается по краям, а если резко повернуть голову, закручивается волной, бьет в висок и рассыпается на брызги, он уже привык.
Лоэнграмм стоит, отвернувшись к окну. Лица не видно. Светлые кудри до плеч, золотистый плащ, эполеты. Лоэнграмм. Алек… В детских играх Феликс всегда одерживал победы, потом, лет с десяти, они уже не сражались друг с другом, только – вместе, на одной стороне. А потом была уже не игра. И он был уверен, что всё получится, он сильнее, решительнее, злее, за ним правда, подтвержденная словами их отцов. Править должен сильнейший.
Но Феликс проиграл. Ну что ж, Лоэнграмму остался один ход до окончательной победы. И даже если он не сделает этого хода – Феликс знает, что осталось недолго. Очередная волна ударит в висок, закрутит, утянет на глубину и уже не даст выплыть. Мир разобьется на брызги, сверкнет радугой и исчезнет. И кого-нибудь, наверно, даже накажут за то, что государственному преступнику Феликсу фон Ройенталю удалось сбежать от помилования.
Заварушка, которой предстояло стать детонатором для "Второго мятежа Ройенталя", началась с мелкой стычки в системе Нойхалланд, на окраине галактики. Причем это была окраина, далекая и от столичного Феззана, и от диссидентского Хайнессена. Зато близкая к традиционно либеральному Эль-Фасилю. А значит, и к разоруженному, законсервированному наполовину Изерлону, с половинным же штатом дежурного гарнизона и снятым с боевого дежурства, но сохранившим боеспособность Торхаммером.
Мелкая стычка между фронтир-стражей и космическими пиратами, в результате которой пиратский крейсер был захвачен, разоружен и направлен на переплавку. И уже в доке, при разборке жилого отсека, в одной из кают были найдены два тайника с документами. Позже выяснилось, что этим крейсером была злополучная Леда-II, тот самый корабль, на котором погибли адмирал Ян Вэньли и последнее правительство Эль-Фасиля.
Видимо, кто-то из членов правительства спрятал эти документы в своей каюте. А потом погиб при нападении терраистов. И документы остались в тайниках, как спутниковая бомба с заглючившей автоматикой наведения, дрейфующая на нестабильной орбите и поджидающая не то случайного метеоритного потока, не то несчастливого корабля, заходящего на посадку.
Феликс и оказался тем несчастливым кораблем, напоровшимся на старую бомбу, ждавшую больше двадцати лет и всё-таки дождавшуюся. Потому что один из документов был написан его кровным отцом. И когда Феликс прочел эти листы, исписанные острым, размашистым почерком воина, он поднял взгляд на человека, передавшего бумаги, и твердо, без малейшего колебания, сказал:
- Я с вами.
И от этих слов полыхнуло сразу на пол-галактики – от Хайнессена, увидевшего новых героев в старой альянсовской военной форме, до Одина и других планет Старого Рейха, вставших за былые порядки и былое величие империи. Ошибкой правительства было то, что никто не верил, никто не видел возможности объединения этих крайностей – экстремальной демократии и экстремального консерватизма. А человек, принесший молодому коммодору, заместителю командующего Изерлонского гарнизона Феликсу Миттельмайеру записи его отца, увидел того единственного, кто смог их объединить. Сына аристократа и мятежника, члена Триумвирата и губернатора Хайнессена, гросс-адмирала Нойе Рейха Оскара фон Ройенталя.
Феликс не подумал в тот момент, как и почему этот человек оказался в доке для кораблей, отправленных на переплавку. И долго еще не сопоставлял факты, не думал ни о чем, кроме двух вещей - слов своего отца, написанных за три недели ареста на Хайнессене, и стратегии, которая позволит выиграть в войне с наследником Лоэнграмма. Он больше не называл в мыслях друга детства Алеком, только – наследником Лоэнграмма. Человека, который сказал: «Править должен сильнейший». Феликс проверит, кто из них сильнейший, кто достоин трона, свободы и жизни.
Проверил. Сильнейшим оказался Лоэнграмм. Разбил Феликса фон Ройенталя в честном бою, не принял тайного предложения его неверных союзников. Не побоялся взорвать Изерлон. Подтвердил свое право на трон перед всей галактикой. Всё правильно. Второй мятеж Ройенталя тоже получился «мятежом верности» - поспособствовал укреплению власти кайзера. Полгода назад говорили «милый принц Алек» и шептались о слабости власти, теперь говорят «кайзер Александр Зигфрид фон Лоэнграмм, лидер и стратег». Как и его отец, стал кайзером не по праву рождения, а потому что доказал.
Феликс жалел только об одном – что не погиб тогда, вместе со своим флотом, когда после взрыва луч Торхаммера по немыслимой траектории развернулся в слепую зону и уничтожил корабли мятежников. Тряхнуло его флагман тогда сильно, приложило мятежного адмирала виском об астронавигационный пульт, оставило шрам и тошнотворные волны головокружения. Но не убило сразу. Ничего, недолго осталось, это он чувствует.
Лоэнграмм наконец перестал изучать его отражение в оконном стекле и повернулся к бывшему-другу-пленному-врагу. Раньше Феликс обязательно опередил бы его, сказал бы что-нибудь острое, сбивающее заготовленную и продуманную фразу. Сейчас молча ждал. Всё потеряло смысл - дружба, вражда, жизнь. Что уж говорить о мелкой пикировке?
Александр Зигфрид фон Лоэнграмм и Феликс фон Ройенталь-Миттельмайер
Кайзер Александр поворачивается к пленнику. Медлит, словно давая ему возможность первым начать разговор. Но Феликс стоит, глядя прямо перед собой, и даже не усмехается. Раньше обязательно бросил бы что-нибудь язвительное, улыбнулся иронично, сощурив глаза. Да, он сильно изменился. Они оба сильно изменились.
- Я не знаю, с чего начать. Если бы мне раньше сказали, что я буду искать слова для разговора с тобой, я бы не поверил.
- А если бы сказали, что меня введут в твой кабинет в наручниках?
- Тем более не поверил бы. Много случилось такого, чему я не поверил бы, расскажи мне кто-нибудь об этом. И, наверно, много случилось такого, чего я не знаю до сих пор. Расскажешь?
- Что именно?
- Почему?
Феликс наконец усмехается уголком рта. И чуть заметно морщится, словно ему больно. Александр про себя замечает это, как всегда замечал, если другу почему-то было плохо. Надо будет распорядиться, чтобы Феликса осмотрел хороший врач.
- Разве это важно? Ты победил, Александр фон Лоэнграмм. Галактика теперь твоя по праву.
- Она и была моей. – Как спокойно он это произносит. Простая констатация факта. Да, Александр сильно изменился за этот год.
- Я должен сказать – Зиг кайзер Александр?
Император вдруг смеется, звонко и весело:
- А знаешь, было бы неплохо. В конце концов, это правда, я действительно кайзер.
- А ты бы сказал «Зиг кайзер Феликс», если бы я победил?
- Нет, не сказал бы. И ты не скажешь, знаю.
- Не скажу. И на твой вопрос тоже отвечать не буду. Не хочу.
Александр пожимает плечами, подходит к столу, придвигает одну из бумаг с личным императорским вензелем в верхнем углу. Феликс следит за ним глазами, не поворачивая головы.
- Ты не имеешь права меня помиловать. В Уложении о наказаниях четко написано – до помилования преступник должен раскаяться. Я не раскаиваюсь. Ни в чем.
- Ни в чем, даже так? Я вот раскаиваюсь в той первой безумной атаке на Изерлон. Угробил четверть флота, прежде чем научился воевать. Ты ведь говорил, что править должен сильнейший? Как этот тезис сочетался у вас с хайнессенской демократией – до сих пор не понимаю. Твердая рука, сильная власть, порядок? Я правильно помню твои выступления по трансгалавидению?
- Правильно. Я и сейчас так думаю. То, что я оказался не самым сильным, ничего не меняет.
- Ну и отлично. Я кайзер, я правлю, у меня власть. Я делаю то, что считаю нужным.
Император подписывает указ и подходит к пленному мятежнику. Они почти одного роста и сейчас стоят друг напротив друга – глаза в глаза.
- Феликс фон Ройенталь-Миттельмайер. Объявляю вам мою монаршую волю. Вы будете помилованы и отправлены в ссылку. Потому что таково мое желание.
Под взглядом Александра, холодным, спокойным и властным – «лоэнграммовским» - Феликс опускает-таки глаза. Он никогда не произнесет этого вслух, но про себя в этот момент он признает, проговаривает: майн кайзер. Звук открывающейся двери за спиной, повелительный жест императора. Феликс наклоняет голову, поворачивается – и вздрагивает от слов, сказанных в спину:
- И не делай вид, что ты поступил бы со мной иначе.
И то ли от этих слов, то ли от машинального кивка, то ли просто от напряжения и усталости – мир вокруг закручивается волной, бьет в висок, рассыпается на радужные брызги и тонет в пепельно-сером тумане.
Пишет Гость:
18.10.2012 в 22:40
ОО-146. Феликс Ройенталь. "Будет вам мятеж 2.0!" Отомстить за смерть отца и стать кайзером.
1962 слова. Автора понесло.
Начало– Здравствуй, мой друг.
Александр открыл глаза.
И сразу же прищурился от показавшегося теперь слишком ярким света.
Картинка в глазах слегка дрожала, искажаясь, и на мгновение ему показалось, что он видит перед собой призрак со старого портрета: гордая осанка, прическа, плащ. Но затем Александр моргнул, и видение пропало.
Остался юноша, его ровесник. То есть на год старше, конечно, и ему сейчас уже двадцать один. Но тот же Феликс – только непонятно зачем нацепивший гроссадмиральскую форму, как раз с тем самым – точнее, того самого цвета – плащом. И черты лица у него тоньше – говорят, в мать, которую никто никогда не видел. И глаза одинаковые – сейчас, когда тот наклонился поближе, всматриваясь, это хорошо было заметно. Александр успел улыбнуться про себя, хотя как-то совсем слабо: Феликс все-таки вполне разумен, если не стал копировать еще и это.
Но ответить ничего не успел.
– То есть, мне, наверное, следовало бы сказать – «мой император»? Извини, но это, похоже, уже не про тебя.
Феликс, его друг детства, смотрел на него без злости. По крайней мере, так казалось.
Александр вздохнул – на самом деле, он хорошо знал, что полная гроссадмиральская форма на Феликсе Миттермайере – то есть фон Ройентале – не просто так. С самого начала мятежа тот принял высшее звание имперских вооруженных сил.
– Здравствуй, – наконец, сказал он.
Это смотрелось еще более абсурдно – дружелюбный тон их обоих – с учетом того, что Александр хоть и сидел в удобном кресле, но со связанными руками, а приволокли сюда юного правителя в бессознательном состоянии.
– Значит, с тобой всё в порядке. Я боялся, как бы они не повредили тебе серьезно. Я не хотел, – заявил Феликс, всё так же глядя Александру в лицо. Руки у него были сложены за спиной, но можно было по едва заметным движениям понять, как он беспокойно перебирает пальцами, или стискивает запястье ладонью – и опять отпускает.
– А чего ты хотел? Может, хотя бы сейчас скажешь? Лицом к лицу, так сказать?
Феликс неожиданно легко кивнул.
– Скажу. Вообще, я мог бы прислать ультиматум. Но решил, что так будет быстрее.
Александр пошевелился. Больно не было – просто неприятно и слегка унизительно. Но он чувствовал не стыд, а злость. Наверное, это была одна из немногих черт – кроме, конечно, цвета волос – доставшаяся ему от отца.
Феликс заметил его движение. Улыбнулся уголком губ – очень знакомо.
– Я даже могу развязать тебе руки. Врукопашную меня тебе не победить – даже твой отец не победил бы моего, это все знали, – а ничего другого у тебя не осталось. Хочешь?
Александр постарался посмотреть на друга – бывшего друга? – с вызовом.
Тот пожал плечами, сразу став больше похож на тот самый портрет.
А Александр вспоминал, как недооценил его – нет, действительно, кто бы мог подумать, что у Феликса это всерьез? Что тот еще в последний год в академии начал обдумывать план? И молодые адмиралы, конечно же. Он знал многих из них – Вильгельма фон Айзенаха, например. Или Мартина Валена. Но они, в отличие от Феликса, не были его друзьями. Мама всегда говорила, что в политике с дружбой очень и очень плохо. Мама.
Нет, Александр решил, что не позволил себе вспоминать, и тем более – плакать.
– Всё очень просто, мой друг, – говорил Феликс. – Власть должна быть у сильнейшего. У того, кто больше всех достоин. А ты – у тебя умная голова, но смотри сам: я разгромил лояльный тебе флот вчистую. Я просто должен был завершить то, что не закончил отец. Он ведь предвидел это – или предчувствовал. Но его убили, – зло закончил Феликс.
– Кто убил? Феликс, ты в своем уме?! – едва ли не закричал Александр.
Глаза Феликса загорелись злостью – он стиснул кулак.
– Думали, я не догадаюсь? Думали, отделаетесь общими словами – об обмане, о предателе этом… как там его звали, как-то на «Г», не помню…, о терраистах? Отец был не из тех, кого можно просто так обвести вокруг пальца – и не каким-то там мелким сошкам. Мне… мне мой другой отец рассказывал, – Феликс явно сбился, не зная, как теперь ему называть человека, в семье которого он рос. – Он всегда мне рассказывал об отце, с детства. Как они вместе сражались, и каким человеком отец был, и что говорил о достоинстве и власти. Все думали, я ребенок. Я был ребенком, но дураком-то не был! – Феликс посмотрел на Александра в упор, и не выдержал, начал расхаживать по комнате, все так же сцепив за спиной руки.
Александр только сейчас толком заметил, где находится – строгое помещение, стальные стены, простая мебель. Ничего лишнего, разве что шкафы с книгами. Очень похоже на какую-нибудь военную базу.
А Феликс, между тем, резко остановился.
– И что сказал император перед смертью, я тоже знаю.
– Тебе и это рассказали. Но… – Александр нахмурился, – я не подумал бы, что герр Миттермайер…
– А стоило бы, – перебил Феликс. – Он ничего не имел против твоей матери, как жены императора, но в качестве единоличной правительницы… Да, я всё знаю, – он еще раз кивнул, будто убеждая сам себя. – Править должен достойнейший. Если ты не покажешь нужных способностей.
– И ты думаешь, твой отец бы тебя одобрил? – зло спросил Александр. – Даже несмотря на это?
– Мой отец вообще терпеть не мог твою мать, и я же сказал… А, ты про моего другого отца. Не знаю. Может быть. Наверное.
Феликс отвернулся, а затем снова резко шагнул к Александру, опять наклоняясь к его лицу. Сощурился. Александр сжал зубы.
– У тебя глаза твоей матери.
– Не смей больше про мою мать!.. Ее больше нет.
Феликс кивнул.
– Разумеется. Иначе бы ты не был императором, а я бы не мог тебя свергнуть. Но не думай, что я не жалел. Она была ко мне доброй, когда я был маленьким.
Александр еще раз напомнил себе, что императору – даже свергнутому – не пристало плакать. Мама погибла нелепо, какая-то республиканская группировка устроила теракт на церемонии введения в строй первого крейсера шестого поколения. И вдруг в его мозгу промелькнула мысль. Она была ослепительная, как молния.
– Ты… ты договорился с демократами?!
– Не я, – Феликс покачал головой. – Мои… союзники. Я же говорю – я жалел. И я бы не позволил, чтобы мой другой отец пострадал, – он резко вдохнул и выдохнул. В глазах мелькнуло что-то вроде вины – или Александру почудилось.
А ведь после того теракта он весьма сурово обошелся с автономной республикой. И теперь Баалат поддерживал мятежника-Ройенталя. История не всегда повторяется в точности. Особенно если на этот раз Ройенталь сражается в космосе действительно лучше, чем Лоэнграмм.
URL комментария1962 слова. Автора понесло.
Начало– Здравствуй, мой друг.
Александр открыл глаза.
И сразу же прищурился от показавшегося теперь слишком ярким света.
Картинка в глазах слегка дрожала, искажаясь, и на мгновение ему показалось, что он видит перед собой призрак со старого портрета: гордая осанка, прическа, плащ. Но затем Александр моргнул, и видение пропало.
Остался юноша, его ровесник. То есть на год старше, конечно, и ему сейчас уже двадцать один. Но тот же Феликс – только непонятно зачем нацепивший гроссадмиральскую форму, как раз с тем самым – точнее, того самого цвета – плащом. И черты лица у него тоньше – говорят, в мать, которую никто никогда не видел. И глаза одинаковые – сейчас, когда тот наклонился поближе, всматриваясь, это хорошо было заметно. Александр успел улыбнуться про себя, хотя как-то совсем слабо: Феликс все-таки вполне разумен, если не стал копировать еще и это.
Но ответить ничего не успел.
– То есть, мне, наверное, следовало бы сказать – «мой император»? Извини, но это, похоже, уже не про тебя.
Феликс, его друг детства, смотрел на него без злости. По крайней мере, так казалось.
Александр вздохнул – на самом деле, он хорошо знал, что полная гроссадмиральская форма на Феликсе Миттермайере – то есть фон Ройентале – не просто так. С самого начала мятежа тот принял высшее звание имперских вооруженных сил.
– Здравствуй, – наконец, сказал он.
Это смотрелось еще более абсурдно – дружелюбный тон их обоих – с учетом того, что Александр хоть и сидел в удобном кресле, но со связанными руками, а приволокли сюда юного правителя в бессознательном состоянии.
– Значит, с тобой всё в порядке. Я боялся, как бы они не повредили тебе серьезно. Я не хотел, – заявил Феликс, всё так же глядя Александру в лицо. Руки у него были сложены за спиной, но можно было по едва заметным движениям понять, как он беспокойно перебирает пальцами, или стискивает запястье ладонью – и опять отпускает.
– А чего ты хотел? Может, хотя бы сейчас скажешь? Лицом к лицу, так сказать?
Феликс неожиданно легко кивнул.
– Скажу. Вообще, я мог бы прислать ультиматум. Но решил, что так будет быстрее.
Александр пошевелился. Больно не было – просто неприятно и слегка унизительно. Но он чувствовал не стыд, а злость. Наверное, это была одна из немногих черт – кроме, конечно, цвета волос – доставшаяся ему от отца.
Феликс заметил его движение. Улыбнулся уголком губ – очень знакомо.
– Я даже могу развязать тебе руки. Врукопашную меня тебе не победить – даже твой отец не победил бы моего, это все знали, – а ничего другого у тебя не осталось. Хочешь?
Александр постарался посмотреть на друга – бывшего друга? – с вызовом.
Тот пожал плечами, сразу став больше похож на тот самый портрет.
А Александр вспоминал, как недооценил его – нет, действительно, кто бы мог подумать, что у Феликса это всерьез? Что тот еще в последний год в академии начал обдумывать план? И молодые адмиралы, конечно же. Он знал многих из них – Вильгельма фон Айзенаха, например. Или Мартина Валена. Но они, в отличие от Феликса, не были его друзьями. Мама всегда говорила, что в политике с дружбой очень и очень плохо. Мама.
Нет, Александр решил, что не позволил себе вспоминать, и тем более – плакать.
– Всё очень просто, мой друг, – говорил Феликс. – Власть должна быть у сильнейшего. У того, кто больше всех достоин. А ты – у тебя умная голова, но смотри сам: я разгромил лояльный тебе флот вчистую. Я просто должен был завершить то, что не закончил отец. Он ведь предвидел это – или предчувствовал. Но его убили, – зло закончил Феликс.
– Кто убил? Феликс, ты в своем уме?! – едва ли не закричал Александр.
Глаза Феликса загорелись злостью – он стиснул кулак.
– Думали, я не догадаюсь? Думали, отделаетесь общими словами – об обмане, о предателе этом… как там его звали, как-то на «Г», не помню…, о терраистах? Отец был не из тех, кого можно просто так обвести вокруг пальца – и не каким-то там мелким сошкам. Мне… мне мой другой отец рассказывал, – Феликс явно сбился, не зная, как теперь ему называть человека, в семье которого он рос. – Он всегда мне рассказывал об отце, с детства. Как они вместе сражались, и каким человеком отец был, и что говорил о достоинстве и власти. Все думали, я ребенок. Я был ребенком, но дураком-то не был! – Феликс посмотрел на Александра в упор, и не выдержал, начал расхаживать по комнате, все так же сцепив за спиной руки.
Александр только сейчас толком заметил, где находится – строгое помещение, стальные стены, простая мебель. Ничего лишнего, разве что шкафы с книгами. Очень похоже на какую-нибудь военную базу.
А Феликс, между тем, резко остановился.
– И что сказал император перед смертью, я тоже знаю.
– Тебе и это рассказали. Но… – Александр нахмурился, – я не подумал бы, что герр Миттермайер…
– А стоило бы, – перебил Феликс. – Он ничего не имел против твоей матери, как жены императора, но в качестве единоличной правительницы… Да, я всё знаю, – он еще раз кивнул, будто убеждая сам себя. – Править должен достойнейший. Если ты не покажешь нужных способностей.
– И ты думаешь, твой отец бы тебя одобрил? – зло спросил Александр. – Даже несмотря на это?
– Мой отец вообще терпеть не мог твою мать, и я же сказал… А, ты про моего другого отца. Не знаю. Может быть. Наверное.
Феликс отвернулся, а затем снова резко шагнул к Александру, опять наклоняясь к его лицу. Сощурился. Александр сжал зубы.
– У тебя глаза твоей матери.
– Не смей больше про мою мать!.. Ее больше нет.
Феликс кивнул.
– Разумеется. Иначе бы ты не был императором, а я бы не мог тебя свергнуть. Но не думай, что я не жалел. Она была ко мне доброй, когда я был маленьким.
Александр еще раз напомнил себе, что императору – даже свергнутому – не пристало плакать. Мама погибла нелепо, какая-то республиканская группировка устроила теракт на церемонии введения в строй первого крейсера шестого поколения. И вдруг в его мозгу промелькнула мысль. Она была ослепительная, как молния.
– Ты… ты договорился с демократами?!
– Не я, – Феликс покачал головой. – Мои… союзники. Я же говорю – я жалел. И я бы не позволил, чтобы мой другой отец пострадал, – он резко вдохнул и выдохнул. В глазах мелькнуло что-то вроде вины – или Александру почудилось.
А ведь после того теракта он весьма сурово обошелся с автономной республикой. И теперь Баалат поддерживал мятежника-Ройенталя. История не всегда повторяется в точности. Особенно если на этот раз Ройенталь сражается в космосе действительно лучше, чем Лоэнграмм.
Пишет Гость:
18.10.2012 в 22:40
Окончание– Но твоя мать всё равно была виновата. Она была одной из тех – из тех самых, против которых восстал отец. А император слушал их, верил им, и стал слаб. Так что отец хотел как лучше. Просто ему не дали. Тогдашний военный министр – это было его рук дело. Во многом. И терраисты ваши, и прочее… Я знал. Я давно это знаю. Он умер, а то бы я отомстил и ему.
– Твой… в смысле, герр Миттермайер не мог этого говорить. Несмотря ни на что, – упрямо произнес Александр.
И Феликс неожиданно с ним согласился.
– Он и не говорил. Просто я еще и читал кое-что. Написанное отцом в те дни. Записи скомканные, смутные – что-то он даже диктовал ординарцу. Но можно немного разобраться, если верить ему – а не бредням про обман и всё прочее. А тут уже мой другой отец мне помог. Он же верил в отца, до последнего верил, – это Феликс проговорил сквозь плотно сжатые губы.
А затем замолчал.
– И это всё?
Феликс медленно покачал головой.
– Нет. Но что-то ты и так знаешь. Это уже не про меня, а про тех, кто со мной. Один бы я ничего не смог.
– Почему вокруг тебя собрались молодые адмиралы? – спросил Александр. – Догадываюсь. Уж в этом-то я понимаю.
– Не сомневаюсь. Тогда поймешь и то, что наша Империя всегда была военной. И будет дальше. Военные – самые достойные люди. Знать бы еще, почему не поддержали отца… Может быть, шантаж. Я всё выясню, – пробормотал Феликс вполголоса, и, кажется, хотел продолжить, но Александр его перебил:
– А с кем будут воевать достойные? Баалат у вас, вроде, в союзниках.
Феликс замешкался лишь на мгновение.
– Враги всегда найдутся. Может быть, даже в другой галактике. Или в этой же – она изучена только на четверть. Мы вместе читали те журналы, помнишь? – опять в его глазах на секунду-другую зажглось что-то прежнее.
– Помню, – медленно проговорил Александр.
– Значит, всё правильно, – кивнул Феликс. Показалось, что он сейчас улыбнется – но с самого начала разговора больше улыбок не было.
Вдруг он посмотрел по сторонам – словно очнувшись. И затем пригладил волосы, поправил плащ – словно добиваясь того самого сходства с портретом.
– Так. Я бы с тобой еще поговорил, но мне пора. Надо решить еще некоторые вопросы. А ты…
Феликс скользнул к нему за спину, быстро наклонился и одним движением разрезал веревки. Это выглядело почти картинно.
Александр сразу же начал растирать руки. Он действительно не стал сопротивляться – зачем? Феликс действительно был прав. Александр всегда больше любил книги, чем тренировки. И знал, что некоторых от разговоров, будто императрица родила сына не от супруга, удерживает только несомненное внешнее сходство.
– А ты сиди здесь. У тебя есть еще время подумать, что делать дальше. Еду тебе принесут. Распоряжусь.
Феликс замер перед ним на мгновение, и обернулся. Плащ скрывал напряженную спину, но не до конца.
Александр, прикрыв глаза, на секунду представил, что может выстрелить. Улыбнулся, находя в этом последнее утешение – хотя не знал, смог ли бы наяву выстрелить в друга.
А когда снова посмотрел вокруг, уже хлопнула дверь, и в комнате он был один.
*
Феликс фон Ройенталь зашел к себе в кабинет, запер дверь изнутри и прислонился к ней спиной. Можно было запачкать плащ – но у него этот плащ уже давно не один.
Плащ он уже через пару минут сбросил на спинку стула. Жесткого металлического стула – военная база не предусматривала комфорт, но у Феликса не было каких-то там особых потребностей.
Он обнаружил на столе кофе – еще даже не слишком холодный. И несколько донесений, из тех, которые получал ежедневно. Но сейчас у него не было желания их читать, хотя обычно он работал добросовестно – это тоже было тем, что он перенял от отца. Настоящего.
Феликс не знал, что делать с Александром – Алеком, с которым он дружил в детстве, у которого была мать, добрая и ласковая, когда не императрица, а просто тетя Хильда, и тетушка Аннерозе, готовившая вкусные пироги. Феликс вдруг представил, как заходит в дом кронпринцессы – бывшей кронпринцессы – и говорит: «Тетушка, я сверг вашего племянника – вы теперь приготовите мне яблочный штрудель?». Представил – и рассмеялся.
Надо будет собрать военный совет, а на совете решать.
Только он почему-то гнал от себя мысль о самом вероятном решении его военного совета. Но он же действительно не хотел.
Он просто хотел восстановить справедливость.
Феликс отодвинул стул и сел, глядя в столешницу. Зло стукнул кулаком по столу. Он не должен сомневаться – а отступать было поздно еще в самом начале, когда он договорился с Вилли, командовавшим гарнизоном Шаттенбурга.
Они уже были на расстоянии одного гиперперехода от столицы. Зря, всё-таки, Александр полетел с войсками – он не полководец. И начал действовать гораздо медленнее, чем Феликс и его адмиралы. Как говорил один древний – тоже полководец: «Жребий брошен».
Послезавтра он возложит на себя корону – так, как сделал это император Райнхард, на той видеозаписи, которую все смотрели на школьных уроках новейшей истории.
А на него будут смотреть те, кому он обязан властью… А еще – отцовский портрет.
Тот император – он подвел тех, кто помогал ему добиться всего. Он оказался недостоин… Изменил. Так не должен поступать властитель… Вознаграждать – достойнейших, по заслугам, при жизни – вот так надо… Да.
Он, Феликс, никого никогда не предаст…
Он только ведь мстил…
Это – не считается… Точно не считается…
Мысли путались, и скоро Феликс спал тревожным сном, уронив голову на сложенные руки.
Ему снился черноволосый мальчик, допоздна засидевшийся за книгами. Кофе давно и безнадежно остыл, и мама опять – нет, не будет ругаться, но так посмотрит, что Феликсу захочется больше ни за что ее не огорчать, хотя он уже взрослый – ему целых тринадцать лет. Почти четырнадцать. И он уже кадет.
А герр Ламберт – тот самый, который когда-то недолго жил у них дома, пока Феликс был совсем маленьким – обещал показать ему кое-что, когда он поступит в военную академию. Что-то, связанное с его отцом – настоящим отцом. Может быть, записи, сделанные его рукой в то самое время. Феликс не знал, но ему очень хотелось узнать.
Он отложил книгу и посмотрел в окно – на далекие звезды. И улыбнулся, потянувшись к звездам ладонью – а те не хотели даваться в руку, как и всегда.
URL комментария– Твой… в смысле, герр Миттермайер не мог этого говорить. Несмотря ни на что, – упрямо произнес Александр.
И Феликс неожиданно с ним согласился.
– Он и не говорил. Просто я еще и читал кое-что. Написанное отцом в те дни. Записи скомканные, смутные – что-то он даже диктовал ординарцу. Но можно немного разобраться, если верить ему – а не бредням про обман и всё прочее. А тут уже мой другой отец мне помог. Он же верил в отца, до последнего верил, – это Феликс проговорил сквозь плотно сжатые губы.
А затем замолчал.
– И это всё?
Феликс медленно покачал головой.
– Нет. Но что-то ты и так знаешь. Это уже не про меня, а про тех, кто со мной. Один бы я ничего не смог.
– Почему вокруг тебя собрались молодые адмиралы? – спросил Александр. – Догадываюсь. Уж в этом-то я понимаю.
– Не сомневаюсь. Тогда поймешь и то, что наша Империя всегда была военной. И будет дальше. Военные – самые достойные люди. Знать бы еще, почему не поддержали отца… Может быть, шантаж. Я всё выясню, – пробормотал Феликс вполголоса, и, кажется, хотел продолжить, но Александр его перебил:
– А с кем будут воевать достойные? Баалат у вас, вроде, в союзниках.
Феликс замешкался лишь на мгновение.
– Враги всегда найдутся. Может быть, даже в другой галактике. Или в этой же – она изучена только на четверть. Мы вместе читали те журналы, помнишь? – опять в его глазах на секунду-другую зажглось что-то прежнее.
– Помню, – медленно проговорил Александр.
– Значит, всё правильно, – кивнул Феликс. Показалось, что он сейчас улыбнется – но с самого начала разговора больше улыбок не было.
Вдруг он посмотрел по сторонам – словно очнувшись. И затем пригладил волосы, поправил плащ – словно добиваясь того самого сходства с портретом.
– Так. Я бы с тобой еще поговорил, но мне пора. Надо решить еще некоторые вопросы. А ты…
Феликс скользнул к нему за спину, быстро наклонился и одним движением разрезал веревки. Это выглядело почти картинно.
Александр сразу же начал растирать руки. Он действительно не стал сопротивляться – зачем? Феликс действительно был прав. Александр всегда больше любил книги, чем тренировки. И знал, что некоторых от разговоров, будто императрица родила сына не от супруга, удерживает только несомненное внешнее сходство.
– А ты сиди здесь. У тебя есть еще время подумать, что делать дальше. Еду тебе принесут. Распоряжусь.
Феликс замер перед ним на мгновение, и обернулся. Плащ скрывал напряженную спину, но не до конца.
Александр, прикрыв глаза, на секунду представил, что может выстрелить. Улыбнулся, находя в этом последнее утешение – хотя не знал, смог ли бы наяву выстрелить в друга.
А когда снова посмотрел вокруг, уже хлопнула дверь, и в комнате он был один.
*
Феликс фон Ройенталь зашел к себе в кабинет, запер дверь изнутри и прислонился к ней спиной. Можно было запачкать плащ – но у него этот плащ уже давно не один.
Плащ он уже через пару минут сбросил на спинку стула. Жесткого металлического стула – военная база не предусматривала комфорт, но у Феликса не было каких-то там особых потребностей.
Он обнаружил на столе кофе – еще даже не слишком холодный. И несколько донесений, из тех, которые получал ежедневно. Но сейчас у него не было желания их читать, хотя обычно он работал добросовестно – это тоже было тем, что он перенял от отца. Настоящего.
Феликс не знал, что делать с Александром – Алеком, с которым он дружил в детстве, у которого была мать, добрая и ласковая, когда не императрица, а просто тетя Хильда, и тетушка Аннерозе, готовившая вкусные пироги. Феликс вдруг представил, как заходит в дом кронпринцессы – бывшей кронпринцессы – и говорит: «Тетушка, я сверг вашего племянника – вы теперь приготовите мне яблочный штрудель?». Представил – и рассмеялся.
Надо будет собрать военный совет, а на совете решать.
Только он почему-то гнал от себя мысль о самом вероятном решении его военного совета. Но он же действительно не хотел.
Он просто хотел восстановить справедливость.
Феликс отодвинул стул и сел, глядя в столешницу. Зло стукнул кулаком по столу. Он не должен сомневаться – а отступать было поздно еще в самом начале, когда он договорился с Вилли, командовавшим гарнизоном Шаттенбурга.
Они уже были на расстоянии одного гиперперехода от столицы. Зря, всё-таки, Александр полетел с войсками – он не полководец. И начал действовать гораздо медленнее, чем Феликс и его адмиралы. Как говорил один древний – тоже полководец: «Жребий брошен».
Послезавтра он возложит на себя корону – так, как сделал это император Райнхард, на той видеозаписи, которую все смотрели на школьных уроках новейшей истории.
А на него будут смотреть те, кому он обязан властью… А еще – отцовский портрет.
Тот император – он подвел тех, кто помогал ему добиться всего. Он оказался недостоин… Изменил. Так не должен поступать властитель… Вознаграждать – достойнейших, по заслугам, при жизни – вот так надо… Да.
Он, Феликс, никого никогда не предаст…
Он только ведь мстил…
Это – не считается… Точно не считается…
Мысли путались, и скоро Феликс спал тревожным сном, уронив голову на сложенные руки.
Ему снился черноволосый мальчик, допоздна засидевшийся за книгами. Кофе давно и безнадежно остыл, и мама опять – нет, не будет ругаться, но так посмотрит, что Феликсу захочется больше ни за что ее не огорчать, хотя он уже взрослый – ему целых тринадцать лет. Почти четырнадцать. И он уже кадет.
А герр Ламберт – тот самый, который когда-то недолго жил у них дома, пока Феликс был совсем маленьким – обещал показать ему кое-что, когда он поступит в военную академию. Что-то, связанное с его отцом – настоящим отцом. Может быть, записи, сделанные его рукой в то самое время. Феликс не знал, но ему очень хотелось узнать.
Он отложил книгу и посмотрел в окно – на далекие звезды. И улыбнулся, потянувшись к звездам ладонью – а те не хотели даваться в руку, как и всегда.
@темы: LoGH, заросли диалектики, fanfiction
22.01.2015 в 09:34
Не сочтите за рекламу, пропатченная версия последнего текста лежит у меня на фикбуке. Текст на однострочниках более черновой.
Хотя ввиду отхода от фандома сильно сомневаюсь, что продолжение-дополнение действительно будет.
22.01.2015 в 20:05
15.03.2015 в 13:15
15.03.2015 в 17:48
15.03.2015 в 17:54